Как и обещала - вторая часть.
История моего исцеления и работа с наследием прадеда.
Я начала работать с историей прадеда, потому что до сих пор живу в состоянии жертвы. Из поколения в поколение один и тот же сценарий жизни, который никто не осмеливается нарушить. Потомки бессознательно воспроизводят шаблон сохранившйся в памяти поколений. Как в анекдоте страдают, мучаются, но всё равно едят кактус. Хотя даже не понимают зачем.
Отследить и изменить саморазрушительное поведение непросто. Нужно найти истоки. Без знания семейной истории , сделать это затруднительно, но можно. Есть инструменты способные помочь нащупать исходную точку: гипноз, регрессии, расстановки, визуализации.
Психотерапевты, работающие с жертвами притеснений и геноцида говорят, что память о насильственных событиях передаётся их детям вне зависимости рассказывают они о пережитом или замалчивают. Такую память назвали глубинной. Она находится на уровне бессознательного, а проявляется всплесками с помощью соответствующих триггеров. Ими могут быть обыкновенные на первый взгляд явления: запахи, звуки и даже очередь в магазине.
Чтобы понять как мои переживания связаны с прадедом, я мысленно представила его и нашу родственную связь (использовала визуализацию). Тяжело было видеть, что её почти нет. Я ощущала нужду в нем, хотела чтобы он смотрел на меня, но видела лишь его спину. Он сидел на полу обхватив ноги руками. А сам будто отсутствовал, внутри была пустота.
Я просила прадеда помочь мне справится с этими невыносимыми чувствами бессилия, оцепенения, тленности, которые захватывают меня. Молила объяснить почему я всю жизнь чувствую себя жертвой и не могу расстаться с этим клеймом. Пыталась показать, что ему есть место в нашей семье, что мы его ждём. Говорила о том, что он выжил и это главное для нас. Но он не хотел возвращаться, не хотел меня слушать, не хотел быть. Для него стало позором то, что с ним сделали.Бесконечное чувство стыда, скорби, отчаяния отделяли его от нас. Он не приближался, чтобы не клеймить позором всю свою семью.
В послевоенные времена людей вернувшихся из концлагерей считали предателями, поэтому о таких историях предпочитали молчать. Жить с травмой выжившего и чувством позора от способа, с помощью которого выжил невыносимое бремя.
Я заметила, что его боль мне очень знакома. Часто преодолевая свои жизненные трудности, особенно когда моя жизнь была под угрозой, я не знала что делать дальше. Казалось бы надо радоваться, что выжила, а чувствую растерянность, смятение, пустоту и отсутсвие смысла. Да, выжила и что дальше? Чему тут радоваться?
Прадед будто смотрел всё время в прошлое, в страшную картину отпечатавшуюся в памяти и задавал один и те же вопросы: «почему я?», «почему одни выжили, а другие погибли?», «почему я выжил, а другие нет?», «ради чего всё это?».
У меня не было ответов на его вопросы и единственное, чем могла поддержать - обратить внимание на причины выживания, чтобы он нашёл в них свой смысл. Я объяснила, что в моменты тяжелых испытаний каждый из нас держится за что-то внутри себя, что является центром нашей сущности. Это придаёт сил и осмысленности двигаться дальше. Но когда держаться за свою суть становиться невозможно, человек угасает, а затем умирает. Некоторым удаётся проявить пластичность и исказить свою суть так, чтобы она соответствовала извращенным внешним обстоятельствам. Это болезненный и тяжёлый способ адаптации. Человек теряет себя настоящего, вместо чего появляется изуродованное, но живое подобие.
Произношу и самой хочется плакать. Только теперь я поняла насколько глубоко в нашей семье закрепился паттерн изувеченности, потерянности и стыда. Прадед внимает моим словам и чувство стыда сменяется отчаянием. Он говорит, что не может вернуться, потому что прежнего его уже нет. Все мои заверения, что он нужен нам не каким был, а таким какой он есть сейчас были напрасными.
В самом начале своей психотерапевтической практики я работала методом расстоновок и помню, что в таких случаях могут помочь прародители. Я попросила тех из рода, кто помнит моего прадеда встать с ним рядом.
Появились его родители. Они говорили с ним так, как говорили бы ещё до войны, смотрели на него глазами наполненными уверенностью и непоколебимостью. Будто не было надломивших его событий, будто он никуда не уходил.
Их вИдение стало чистым зеркалом и отразило прадеду его самость. Дало понять, что она никуда не исчезла и находится в том же виде. Он плакал, растворяя свои страдания в их поддержке и объятиях. Так просто род принял его боль, что помогло высвободить ресурс для нашего будущего воссоединения. Я с упоением наблюдала процесс исцеления и впитывала пример здоровых отношений между предками и потомками, родителями и детьми, между сознанием и бессознательным.
Во мне растеклось тепло от понимания, что предки тоже хранят о нас память. Они знают нашу врожденную суть, видели её новоявленной, чистой, без сознательных дополнений и могут помочь вернуться к ней как по руслу высохшей реки. Даже если оно пересохло, пройдя по нему обратно можно вернуться к источнику своей живительной силы.
Прадеду было мучительно видеть свою силу и чувствовать себя отрезанным от неё. Память предков помогла нащупать с ней связь, но не соединиться. Я тоже ощутила это отчаянное бессилие. Оно мне знакомо с детства. Невыносимость бытия из-за внутреннего разлома, соединить который невозможно.
Мне стало ясно, что разлом находится между прадедом и его мучителями, между родом и его силой. Я мысленно выстроила в ряд мучителей, а напротив поставила в шеренгу наш род. По середине родовой цепи был прадед. Слева от него прародители, которые давали ему поддержку. Справа потомки, которые так же как и он нуждались в возвращении силы.
Прадед посмотрел на них и сказал: «я возвращаю себе свою силу, а вам отдаю вашу агрессию.». Это было самое сложное - вернуть жестокость и боль, которые вросли в тело нашего рода будто свои собственные. Потом слова потекли сами собой и мы все повторяли за прадедом. Мы вернули им жестокость, искаженное и извращенное восприятие, черствость, надменность, высокомерие, насилие, боль, отчаяние, бесчеловечность. Всё, чем они «кормили» моего прадеда. Обратно мы забрали свою волю, человечность, ценность, справедливость, равновесие, границы, уважение, право на жизнь и всё, что было утрачено. Объятий после этого конечно не было.
Наша родовая память наконец смогла отпустить их образы и перестать тащить с собой подавляющие переживания прошлого в нашем коллективном бессознательном.
Когда обмен закончился, картинка растворилась и я мысленно увидела прадеда, заходящего в дом. Внуки и правнуки гурьбой кинулись к нему, а он наконец смог обнять нас всех, порадоваться, почувствовать себя счастливым. Плачу.
Наш род продолжился благодаря ему и радуется его возвращению. Я запомнила прадеда живым, наполненным, искрящимся, позитивным и готовым делиться своей любовью с нами.
На этом моя работа закончилась.
После работы меня вдруг осенило, почему так люблю фильмы про супергероев и плачу когда они обретают силу. У меня с детства есть сила справедливости, которую я унаследовала от прадеда. Но проявлять её не могла. Она была преувеличенной, чрезмерной и не всегда уместной, а с возрастом стала регидной, жёсткой и шаблонной. Направлять и управлять ею по своему желанию, адаптировать под ситуацию у меня не получалось. Не хватало наставника и знаний. Обычно сила передается в роду со знанием как ею управлять. Но в нашем это знание было утеряно. Теперь я снова могу использовать её во благо и для этого у меня есть память о прадеде и его поддержка.
#прадед #историярода #тиранижертва #концлагерь #выбор #памятьпоколений #родовыесценарии #семейнаяистория #любовь #равновесие #потерясебя #свободавыбора #зависимость #суть #ядроличности
